На днях в Госдуме озаботились кадровым вопросом в ВУЗах. Так, первый зампред комитета ГД по просвещению Яна Лантратова предложила установить для научных сотрудников единовременные выплаты за получение кандидатской и докторской степеней при условии преподавательской деятельности в российских высших учебных заведениях на протяжении трех лет
По словам парламентария, с каждым годом в университетах уменьшается число преподавателей. С 2017 года их число сократилось на 30 тыс. человек. Согласно данным исследователей МИСиС, почти 30% преподавателей в российских ВУЗах старше 60 лет, за последние 30 лет доля таких специалистов выросла почти в 4 раза. Кроме того, как отметила Лантратова, наряду с преподавателями сокращается и число исследователей, которые получают ученые степени в некоторых областях. Впрочем, почти год назад, респонденты НИУ ВШЭ, а это руководство 577 вузов и академических институтов, оценили ситуацию с научными кадрами на 3,47 балла из 5, что позитивнее, чем в аналогичном исследовании 2017 года (тогда было 3,24 балла).
«Московская газета» решила выяснить, как сегодня обстоят дела с кадрами в одном из самых старейших ВУЗов России, который готовит специалистов-международников.
В беседе с журналистом издания проректор по вопросам кадровой политики МГИМО Владимир Морозов рассказал об особенностях приема сотрудников на работу в ВУЗ, основных аспектах кадровой политики университета, а также о дипломатической работе в Тель-Авиве, и как этот опыт отразился на его нынешней деятельности. Также было уделено внимание тенденциям современного высшего образования, применения ЕГЭ и изменениям, которые произошли в научно-преподавательской среде университета после 2022 года. Кроме того, не могли не спросить Владимира Морозова о его бороде и о том, связано ли её появление с влиянием на него иврита?
— Владимир Михайлович, расскажите, пожалуйста, о том, как в МГИМО формируется кадровая политика. Как происходит подбор сотрудников? Существуют ли какие-то особые механизмы, алгоритмы?
— Главный постулат, от которого следует исходить — мы прежде всего должны соблюдать трудовое законодательство. Все остальные вопросы, касающиеся кадровой политики, определяются нашими планами по развитию. Участие нашего университета в программе «Приоритет-2030» устанавливает четкие показатели по тому, сколько у нас должно быть преподавателей, научных сотрудников. Также определяется количество молодых преподавателей в возрасте до 39 лет, устанавливается определенный процент. Ежегодно мы отслеживаем эти цифры и выстраиваем свою кадровую политику таким образом, чтобы она соответствовала этим программным документам развития.
Еще один аспект кадровой политики — это социальные вопросы, такие как наличие определенного соцпакета, который должен быть у всех работодателей. Мы постоянно работаем над ним и совершенствуем. Это и система поощрений, и система премирования, наград, система выхода на пенсию, финансирование нашей ветеранской организации. Все без исключения сотрудники, которые выходят на пенсию, проработав у нас значительное количество лет, получают приглашение вступить в нашу ветеранскую организацию, получая как пожизненные выплаты, так и ряд званий.
Новым аспектом кадровой политики является социальная поддержка участников специальной военной операции и детей участников СВО. Сегодня Министерство науки и высшего образования уделяет большое внимание этому вопросу. И, естественно, наш университет не является исключением среди работодателей. У нас разработана целая концепция поддержки таких граждан. Ну и много других вещей, которые имеют отношение к кадровой политике, прописанные в наших уставных документах, в специальных положениях.
У нас также есть положение о кадровом резерве. Это такой социальный лифт для сотрудников, которые показывают свои способности быть руководителями, хорошими исполнителями. Ежегодно в соответствии с положением мы обновляем список кадрового резерва и, если возникает необходимость поиска новых руководителей, мы обращаемся прежде всего к этому списку, и люди, заслуженно попавшие в него, становятся претендентами на занятие руководящих должностей.
— На какие параметры вы обращаете внимание в первую очередь при подборе соискателей?
— Подбор персонала – это одна из самых важных задач при проведении кадровой политики, потому что есть базовые требования к кандидатам, так как мы являемся государственным учреждением. Это прежде всего федеральное законодательство, есть соответствующие приказы министерств, в соответствии с которыми мы можем принимать на административные, научные и преподавательские на должности только людей, которые соответствуют будущим должностям.
К примеру, при приеме на работу административных сотрудников мы, во-первых, смотрим на уровень должности, на которую претендует кандидат. Обязательно определяем соответствие образования, это тоже все регламентируется, уровень образования, специализацию, которую человек получил по диплому. Бывают случаи, когда кандидат не в полной мере соответствует, например, по опыту работы, который в годах тоже строго регламентирован. Есть минимальные показатели, которые должны быть соблюдены. Есть инструмент проведения кандидатов: если они действительно выдающиеся, но у них чего-то не хватает, например, стажа. Есть инструмент, который называется «аттестационная комиссия», когда комиссионно университет решает, что тот или иной сотрудник, несмотря на небольшие несоответствия, все-таки может быть принят на эту должность. Либо же сотрудник, который уже работает в университете, претендует на перевод на вышестоящую должность, он тоже может быть проведен через инструмент аттестационной комиссии.
Если мы говорим про профессорско-преподавательский состав или научных сотрудников, то здесь тоже действуют строгие правила. Есть минимум, которому должны соответствовать все уровни должностей. Это и преподаватель, старший преподаватель, доцент, профессор, заведующий кафедрой, декан факультета или директор института. Это все должности, которые относятся к этому составу. Тут есть два измерения: первое – это базовые требования, которые применяются к должностям на федеральном уровне государством; и есть конкурсные требования, которые формулирует любой университет. Они отличаются от университета к университету. И при прохождении обязательной конкурсной процедуры на назначение на должность преподавателя или научного сотрудника, кандидат должен выполнить определенные требования: написать определенное количество статей, монографии, учебники. И только в этом случае он может пройти конкурсную комиссию. И занятие должностей профессорско-преподавательского характера или научного подразумевает исключительно конкурсное прохождение.
— Насколько применим в вашей нынешней деятельности опыт дипломатической работы?
— После окончания университета я сразу был распределен на дипломатическую службу. Я три года работал в нашем посольстве в Израиле, и как только я ее завершил, был рекомендован на работу в университет. Действительно, опыт, который я получил на службе в нашем посольстве в Тель-Авиве, не просто пригождается. Это тот же самый фактически опыт работы, потому что ежедневно ты общаешься с огромным количеством людей, договариваешься, используешь иностранные языки, работаешь с документами. Но самое главное, что наш университет является подведомственным вузом Министерства иностранных дел РФ. И фактически я как начал работать после университета в системе МИД России, так я в ней до сих пор и остаюсь. Деятельность, которая ведется здесь, конечно, отличается от чисто дипломатической работы в посольстве. Там у меня было больше работы с прессой, с русскоязычной общиной Израиля.
В университете проходит большое количество мероприятий, в которых нужно участвовать, выступать, вести переговоры, налаживать контакты. То есть, это в полной мере дипломатическая работа. Этот опыт не просто пригодился, он продолжается.
— Есть такая восточная пословица «Сколько языков человек знает, столько раз он человек». По вашему опыту, это изречение верно или нет?
— Я уверен, что эта поговорка имеет очень глубокий смысл, потому что, когда ты учишь иностранный язык, ты не просто запоминаешь слова, изучаешь грамматику, ты погружаешься в мир совершенно других людей, другой культуры. У нас в университете, когда учат языки, их учат вместе со страной специализации. Это значит, что ты учишь и язык страны, историю страны, политическую систему и политическую культуру страны. Лучше, если ты еще съездишь на стажировку в какой-нибудь университет для того, чтобы поучиться, пообщаться с местным населением.
Изучение иностранных языков привнесло очень много в мою жизнь. Я не только изучал языки, я учился в Италии, Великобритании в Израиле, я знакомился с людьми и познавал культуру стран. Учеба, затем работа с иностранными языками — это расширение персональных горизонтов. Ты больше знаешь не только о себе, о своей стране и культуре, но и можешь понять других людей. А в международных отношениях это очень важно. То, что называется эмпатией. Мы все считаем себя лучше других, но очень важно понимать, о чем думают люди в других странах, в других культурах, какие у них ценностные ориентиры. Именно это является залогом хороших международных отношений в том числе.
— Какие стратегии или пути в современной системе образования вы считаете наиболее перспективными для молодежи?
— Главной перспективой всегда было, есть и будет прилежная учеба. В направлении подготовки будущих профессий много разных ВУЗов. Самое главная и хорошая образовательная перспектива – это понимать, кем ты хочешь стать. И это показывает мой опыт работы в университете. Многие студенты не только на первых курсах бакалавриата, но и даже в магистратуре не особо понимают, чем они будут заниматься в жизни. Надо объяснить им, что время проходит очень быстро, и что они должны с помощью университета формировать компетенции, которые помогут выбрать будущую профессию. Я уж не говорю про конкретного работодателя, с которым они потом столкнутся.
В МГИМО мы рисуем образовательные перспективы таким образом, что студенты уже с первого курса бакалавриата знают о всех инструментах, которые подготовил для него ВУЗ, чтобы получить компетенции, необходимые для поиска работы, практик, стажировок и так далее. С первого курса мы знакомим наших студентов с Центром карьеры. Это подразделение, которое занимается не просто поиском вакансий, вывешивает их на сайт, а готовит молодого специалиста к рынку труда: как написать резюме, как себя позиционировать, проходить собеседование, искать непосредственное место практики и затем работы. Я думаю, это самая важная и главная стратегия в любом образовательном процессе, потому что цель любого университета в конечном итоге – это не обучение ради обучения, это выпуск квалифицированного специалиста, который найдет хорошую работу за хорошие деньги.
— На какие сферы вы бы рекомендовали обратить внимание?
— Если честно, я бы не стал обострять те разговоры, которые ведутся сегодня некоторыми специалистами о том, что профессии какие-то более нужные, какие-то отмирают. Сегодня и в ближайшую перспективу будут нужны экономисты, юристы-международники, слесари, сантехники. Все профессии сегодня востребованы. Конечно, сегодня добавляются дополнительные компетенции, на которые уже обращает внимание работодатель, вне зависимости от того, учились вы на гуманитарном или техническом направлении. Например, сегодня все больше гуманитариев стараются получить компетенции в сфере высоких технологий, в частности, в программировании, для того чтобы у них было больше конкурентных преимуществ при трудоустройстве в современной компании. В нашем университете в рамках программы «Приоритет-2030» есть проект «Цифровая кафедра», где наши ребята-гуманитарии на всех направлениях подготовки проходят курс профессиональной переподготовки или повышения квалификации. Они учатся тем компетенциям, которые потребуются им для сферы, к примеру IT.
Еще один аспект – это, то, что сейчас называется эмоциональным интеллектом. Очень интересное словосочетание, многие его понимают по-разному. Это что-то из области методологии и психологии вместе взятое, когда мы должны понимать, как считывать партнера на переговорах, как уметь общаться с людьми. В принципе, это вещи, которые уже многие десятилетия разработаны. Но сегодня приобретает новое дыхание, то, что называется эмпатией, пониманием, предугадыванием. Здесь терминология сложная, но тем не менее эмоциональный интеллект – это то, что тоже требуется специалистам.
— Какие основные изменения в подходе и некой «идее» образования вы можете выделить с момента его появления в новом виде после распада СССР?
— После распада Советского Союза мы уже больше 30 лет находимся в некоем поиске, какие нововведения притворить жизнь в сфере образования, в том числе высшего. В данном случае мы на себе это все ощущаем. Больше 30 лет мы живем в условиях таких реформ. Главным изменением, конечно, было внедрение так называемой частичной Болонской системы, когда помимо пятилетнего образования, которое называется специалитет, у нас появились бакалавриат и магистратура. Все это было сделано для определенного рода сближения с западной системой образования, для того чтобы могли перезачитывать курсы. Студенты могли ездить по обмену учиться без потери года в различные ВУЗы. Все это так отчасти работало. После 2022 года все больше говорят о пересмотре этой системы. Есть абсолютно разные мнения на этот счет. И я, честно говоря, поддерживаю сбалансированный подход, который исключает резких телодвижений, например, отмену всего, чтобы все учились только по пятилетней системе. Не уверен, что это сразу повысит качество образования. Считаю, что некоторые направления, такие как военные специальности, медицина должны оставаться в том виде, в котором они сейчас есть, в виде специалитета, так — как это всегда было. Другие специальности можно оставить в виде бакалавриата и магистратуры. Все-таки это разные ступени образования, разное качество образования.
В нашем университете все пока остается так, как было последние 20 лет. Это базовый уровень высшего образования бакалавриат, это тоже высшее образование, 4 года, и магистратура двухлетняя. В ближайшей перспективе я вижу, что небольшие изменения в сфере высшего образования, конечно, в стране произойдут, но не стал бы это драматизировать.
Еще один важный аспект – это единый госэкзамен (ЕГЭ), к которому тоже неоднозначно относятся граждане нашей страны. Да, действительно, на протяжении последних лет он претерпел значительные изменения. Критика, которая звучала в адрес наших руководителей системы высшего образования в связи с вводом ЕГЭ, носила порой конструктивный характер. Но, я думаю, что единый государственный экзамен – это предоставление очень серьезных возможностей ребятам при поступлении в высшие учебные заведения. Как минимум они не должны сдавать экзамены в школе и затем еще раз — в университеты. Это значительно облегчает, с моей точки зрения, жизнь и самим абитуриентам, вчерашним школьникам, и их родителям. Также эта система является централизованной. Вся информация о сданных единых экзаменах поступает в единую информационную базу. Абитуриенты имеют возможность подать документы в несколько ВУЗов на несколько направлений сразу и выиграть в честной борьбе в соответствии с теми результатами, которые они получили на единых государственных экзаменах.
— Раз мы заговорили о едином государственном экзамене, как вы к нему в целом относитесь? Не считаете ли проблемой так называемое «натаскивание» ребят на конкретно сдачу ЕГЭ, банальное заучивание вопросов для теста, без упора именно на знания?
— В общем и целом, у меня положительное отношение к ЕГЭ. Несмотря на то, что звучит критика от многих экспертов, от родителей в адрес этого инструмента, я считаю, что это действительно удачное решение для возможности ребятам поступать на бюджетную форму обучения в университеты, потому что ЕГЭ создает реальную конкуренцию. У многих ребят, как мы знаем, нет возможности обучаться на договорной основе, особенно в ВУЗах в Москве, Санкт-Петербурге, других столичных городах, таких как Екатеринбург, Казань, Тюмень. Инструмент единого госэкзамена как раз и позволяет в честной борьбе получить хорошие баллы и подать на несколько направлений подготовки в разные ВУЗы. И я по своему опыту вижу, что этот инструмент работает. Все больше ребят из регионов приезжают в столичные ВУЗы, демонстрируют хорошие знания. Мне кажется, это справедливая система.
Призывы об отмене ЕГЭ мы слышим в течение многих лет. Но здесь, как я понимаю, сыграли роль несколько факторов. Во-первых, когда появляется что-то новое, обязательно найдутся те, кто будет критиковать эту систему и призывать всё вернуть обратно. Моя практика показывает, что люди, которые критикуют эту систему, по крайней мере, с теми, с кем я разговаривал, даже не открывали задания ЕГЭ. Кроме того, они даже не очень понимают, как это всё работает и как вообще выглядят эти материалы.
В своё время были популярны критические высказывания о том, что якобы ЕГЭ покупают в определённых, так сказать, известных регионах России. Да, наверное, такие случаи были, я о них слышал. Но могу сказать, что человек, который не обладает знаниями, но обладает баллами по ЕГЭ, он дальше первой сессии учиться не может. И он просто покидает ВУЗ.
Еще один важный момент – это критика единого госэкзамена в части натаскивания на сдачу материала путем заучивания. Но здесь, опять же, мы должны понимать, что такое единый госэкзамен, с чего он состоит и так далее. Очень многие люди, которые не знакомы с этой системой и продолжают ее критиковать, настаивают на том, что все задания имеют тестовый характер, где нужно только на простой или простецкий вопросик «ткнуть пальцем» и, что называется, угадать. Но это далеко не так. Всем критикам я рекомендую изучить документы, взять задания, посмотреть, насколько они могут взять и «ткнуть пальцем» в своем возрасте с высшим образованием и понять правильный ответ. Потом, далеко не все задания ЕГЭ наносят тестовый характер. Это заблуждение. ЕГЭ постоянно претерпевает изменения. Я точно знаю, что принимаются во внимание все рекомендации, критика и так далее, которая наблюдается на протяжении последних лет. С момента, я бы сказал, даже ввода ЕГЭ в нашу жизнь. Поэтому здесь я бы не критиковал так рьяно. Сначала взял бы конкретное задание, посмотрел бы и понял, что не всё так просто. И единый госэкзамен как раз сконструирован таким образом, чтобы всецело понять, насколько человек владеет материалом, которым он должен обладать к концу обучения в средней общеобразовательной школе.
— Отражаются ли изменения во внешнеполитической повестке и реалиях на научно-преподавательской деятельности МГИМО и кадровой политике университета?
— Если мы говорим о влиянии международных отношений и их драматических изменений в нашу эпоху на научно-преподавательскую деятельность ВУЗа, то, конечно, она не может не влиять. Это вся система международных отношений. Мы являемся частью образовательной системы страны, а так как у нас сейчас период санкций, это не могло не затронуть и нашу сферу. Прежде всего я бы выделил контингент иностранных студентов. Произошли серьезные изменения в структуре стран, из которых к нам приезжают учиться. После начала СВО в 2022 году студенты из стран Западной Европы, США, Канады, Японии массово были вынуждены переводиться в свои ВУЗы, отчисляться и покидать нашу страну по указанию своих посольств. Остались некоторые студенты из недружественных стран, которые доучились и продолжают учиться у нас, в том числе в магистратуре и в аспирантуре.
Но структуру, конечно, мы пересмотрели. Сегодня, после того как уехали студенты из Германии, Италии, Великобритании, Соединенных Штатов, Франции, а из этих, ныне недружественных стран, у нас было больше всего студентов, мы, конечно, вынуждены были переориентировать нашу политику по приглашению иностранных студентов на другие регионы. Внешние политики нашей страны – это переориентация на то, что мы называем глобальным большинством. Это привлечение студентов из стран Ближнего Востока, Азии, Латинской Америки и Африки. Поэтому, да, внешнеполитическая повестка меняется, и это отражается на наших студентах.
Что касается научно-педагогической деятельности, то здесь, конечно, приоритеты не изменились. Это сохранение качества образования, преподавание иностранных языков. Мы ни в коем случае не прекращаем преподавание редких языков, которые присутствуют в странах Европы. Это нидерландский язык, норвежский, финский, датский. Все эти языки все равно востребованы, в том числе в системе МИД России и Минпромторга. И будут востребованы, потому что проблем — не навечно. И все равно специалисты требуются. Но совершенно очевидно, что нам пришлось расширить преподавание редких восточных языков. Например, мы увеличили количество групп арабского языка, хинди, ввели три новых языка, это: африканские и языки Юго-Восточной Азии.
— Связано ли появление бороды в вашем имидже с влиянием иврита?
— Здесь, скорее, играет роль следование нашей внутренней моде и имиджевым представлениям нашего общества, нежели моя специализация на Ближнем Востоке. Если бы иврит влиял на меня, наверное, борода у меня была бы немного другая, как, например, у Берла Лазара (Берл Лазар — главный раввин России, — прим. ред.). Всё, что касается моей бороды, я всё-таки придерживаюсь стилевой концепции.
